В 1860-х гг. русское самодержавие, считавшееся современниками одной из самых архаичных политических систем (наряду с Австрийской и Оттоманской империями), запустило масштабный процесс экономической, социальной и политической модернизации — началась эпоха Великих реформ. Все мы помним об отмене крепостного права — первой из них. Самой успешной историки часто называют Судебную реформу, благодаря которой судебная власть и юридическая профессия вышли в России на качественно новый уровень. Однако, пожалуй, ни одна из Великих реформ не оказала такого глубокого влияния на политическую структуру дореволюционной России как Земская реформа.



Само слово «земство» не было новым или неожиданным для подданных Александра II. Просвещенный современник реформ помнил, что Иван Грозный был большим любителем Земских соборов — больших сословно-представительных конференций, которые придавали легитимность его достаточно спорным решениям. Тогда слово «земский» было призвано подчеркнуть всеобъемлющий характер поддержки царя. Как это не парадоксально, но родственником Земских соборов можно назвать английский Парламент или французские Генеральные Штаты. Однако не стоит очаровываться таким родством — парламентам предстояла долгая и непростая эволюция для превращения в тот демократический институт, которым он является сегодня, а Генеральные Штаты, запустив Французскую Революцию, переродились во что-то совершенно иное. Земские же соборы никуда не эволюционировали. На протяжении XVII в. их собирали и собирали достаточно часто, но когда Петр I решил, что справится сам, ни одного Кромвеля не нашлось.



К середине XIX в. выражение «земская власть» упростилось и означало «местную власть». Земский вопрос — вопрос местный, который должен решаться «на месте». Строительство дорог, ремонты больниц, содержание школ — проблемы важные для жизни городских обывателей, но способность решить их с помощью вертикального аппарата государственной власти, вызывала улыбку даже у самих представителей этой вертикали. Кроме того, существенная часть общества ждала либерализации, а в империи происходили серьезнейшие социальные изменения: получили личную свободу крестьяне, росли города, строились железные дороги — Россия находилась на пороге превращения в модернное государство и управлять этим всем из единого центра было фактически невозможно.



1 января 1864 г. было издано «Положение о губернских и уездных земских учреждениях», вводившее на большей части территории европейской части России земское самоуправление. Создавались Земские учреждения двух уровней: губернского и уездного. На каждом из уровней формировались «распорядительные» (Земские собрания) и «исполнительные» (Земские управы) институты. Участники собраний избирались, однако выборы были сословными и от каждого из сословий (дворяне, горожане и крестьяне) по квотам набиралось определенное количество гласных (депутатов). Собрание назначало состав Управы, а Управа, в свою очередь, выполняла распоряжения собраний.



Из русской литературы мы помним, что была «земская интеллигенция»: учителя, врачи, агрономы и другие специалисты. Важно понимать, что это не часть земской власти, а ее следствие — это были нанятые Управой для выполнения вопросов местного значения специалисты. Дело в том, что во второй XIX в. в России росла новая страта: образованные горожане. Что с ними делать достаточно архаичному в своей основе самодержавию было совершенно неясно. Лишенные социальных лифтов, образованные, читающие общественно-политические журналы и слушающие лекции о Фейербахе горожане не только пополняли ряды народовольцев, но и находили себе работу в земских учреждениях. Многие из них желали изменений и с надеждой смотрели на самоуправляющиеся институты, в которых решения принимались без поддержки казачьих нагаек и самодержавного пафоса, состоявшего из смеси православия с лицемерием.



Российская власть, скорее всего, догадывалась об ограниченности Земской реформы — описания Земских собраний достаточно недвусмысленно говорят нам о том, какое сословие было более равным даже на таком уровне. Кроме того, оно понимало значение изначального демократического потенциала у земства. А если не понимало, то ему об этом напоминали. Так, в своем знаменитом «Самодержавии и земстве» (1901 г.) граф Витте прямо говорил, о том, что государству не удастся усидеть на двух стульях. Он не рекомендовал расширение земства на западные губернии, так как в государственном управлении «надо быть прежде всего искренним», а значит либо последовательно идти по пути конституционализма и демократических изменений, либо жестко ограничить земство, наращивая и укрепляя административный аппарат.



Впрочем, правительство всегда относилось к земству с недоверием. Попытки на собраниях обсуждать политические вопросы контролировались губернаторами и пресекались. А в начале XX в., нападки на полномочия земства только усилились. В ответ на это самими земцами было организовано в 1902 г. Бюро земских съездов, начавшее готовить почву для проведения всероссийского земского съезда. Не стоит недооценивать этот шаг — между прочим, земские гласные были фактически единственными людьми в империи, которых кто-то выбирал.



«Чаепитие на квартирах» — так назывался первый такой съезд, проведенный как акция гражданского неповиновения в ноябре 1904 г. в Санкт-Петербурге. Дело в том, что земство политизировалось и круг вопросов, который оно захотело обсуждать включал в себя и конституцию, и свободу собраний, что перевело съезд на полулегальное положение. Съезды продолжились и в революционном 1905-м г. Вместе с политизацией в земскую политику пришла и партийность. В условиях, когда все большую популярность набирала (и выигрывала на выборах в Государственную Думу) партия Социалистов-революционеров, а в земских собраниях превалировали либералы-кадеты, стал очевидным ограниченный характер земского представительства.



Впрочем, после революции 1905-1907 гг. институт земства продолжил существовать и даже укрепил свои позиции в ходе столыпинских реформ. Уничтожили систему местного самоуправления большевики, поставившие в январе 1918 г. ультиматум — либо «слиться» с Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, либо их распустят.



При всех оговорках система земского самоуправления более полувека существовала в Российской империи вплоть до его распада. Это был очень своеобразный, но демократический институт, который делал общество более гибким и мобильным. Это была школа представительства для страны, где никого и никогда не выбирали. Школа политической дискуссии, для империи, где дискутировали либо при дворе, либо в журналах. Место, где сословия могли посмотреть друг на друга и что-то друг о друге понять. Представляется логичным, что современное муниципальное движение находит в этой части дореволюционной традиции символическую опору. Заметим последнее, государственные чиновники и монархия, не доверяли земству, потому что видели в нем потенциал к демократизации России, что означало бы либо крах самой монархии, либо ограничением ее с помощью Конституции.


Боварь Виталий